А хочешь, я покажу тебе Чудо, Пришедшая?
Радостью встречу я новое Чудо, Вдохновенный Рыцарь. Мир исполнен творчества, он протягивает надежные руки своим хранителям, стремящимся к познанию по веревочной лестнице постижений.
Этот Храм сед, но глаза его сохранили жгучесть, он пространен и горделив, но одежды его обветшали, он сбылся, но не исчерпался, он плодоносит, дышит и намерен быть. Жизнь воздвигает свои Храмы, их множество, и у каждого свой лик. Ахни от его необъятности. Здесь не смолчит даже мертвый.
Кладбище испугано тянется к Храму, оно все в некрупных холмиках и, то ли от ветра, то ли от яркого солнечного света, почти не проникающего через кроны деревьев, кажется, что холмики эти зябнут, ежатся и вот жмутся, жмутся, все ближе подступают к каменной кладке левого придела: Помолись о нас, мы исчезли, но не ушли, вот мы – очередь остановленных, мы ждем, когда замолвишь слово о нас, ты, Храм…
Издалека ведет дорога, сужаясь и сдавливаясь модными и безвкусными постройками, но Храм стоит, возвышается в своей невероятности и забытости.
Помилуйте, он не забыт, он действует, и служится в нем Божественная Литургия, – вот уже близко, и стало видно – прямо за огражденьем уютно устроились крошечные домики для детей прихожан. Занавески на окнах, стульчики и лавочки рядом с кукольными входами. Если в округе обитают дети, молитва жива.
У кого просили бы заступничества умершие, если бы покинут был Храм духом человеческим? Не у мертвого камня, не у бывшего величия, не у прошлых веков.
Довольно. Камень испокон века впитал в себя непостижимую слаженность молитв, благодарения услышанных и стенания тех, кому выпало подождать. Приложись щекой к этому камню, закрой глаза и умри. Тогда ты узнаешь.
Кошачий выводок всполошился и полетел по кустам. Прошлое, тебя испортили. Как можно было пристроить к белокаменному округлому храму остроносую колокольню из красного кирпича?
Бросьте. Не об архитектуре помышляли устроители, о Боге. Впрочем, вы тоже творите из камня, вы скульптор и живописец, вы познали иные тайны, Вдохновенный Рыцарь. Спорить ненужно. Да, да.
Дом священника поставлен так, что половину Храма закрывает от взглядов стремящихся. Почему бы не спустить этот домик чуть ниже? И лицу сановитому не грех устремиться в горку перед службой, и сердца человеческие наполнились бы красотой и благодатью еще на подступах, а так – Храм отступил на второе место, на первом Кесарево. Впрочем, мы сможем это понять. Богово выше.
Ни к чему эти трубы в разбросанной дали, это располосованное поле – что с ним, с полем. Да и не поле оно. Изумрудного цвета нечто – не вода, не посевы. Пластик, видимо пластик. Современные слова, искусственные обороты речи. Закрыть глаза и представить себе Русь при Иване Грозном, когда впервые зазвучал этот Храм, похожий на симфонию гения.
Резкий обрыв вниз, туда теперь можно только кубарем и насмерть, а если бы вдруг упасть и выжить, то, Господи, какая бы открылась красота…
Представляй ее! Представляй, как представляешь будущее Не сущее, Не явное, Не известное. И простирайся.
