Выражение "бить детей" само по себе подразумевает систематическое избиение и вообще злодейство. В этом смысле мне сразу хочется спросить: «А взрослых бить можно? Вообще людей бить можно? Каких-то определенных можно? А каких? И кем это определено?»
Слово «отшлепать», выражение «получить подзатыльник» куда мягче. Это уже не злодейство, а, скорее, рукоблудство. Так? И были там еще, в посте этом, разговоры о бессилии взрослых перед детьми. О бессилии, которого становится все больше, потому что появились у нас расчетливые, хоть и недальновидные дети, которые теперь на Днях Аиста выбирают родителей по принципу кошелька - "кто больше даст" - и приврут, и на шантаж способны, и настучать могут за милую душу. То есть, случаев, когда ребенок без всякого битья говорит "я в опеку пожалуюсь" - полно. Но ведь раньше этого не было, никому бы в голову не пришло. Откуда же споры прилетели в почвы детских голов? И что может в такой ситуации взрослый.
Взявшись растить пятерых, я очень быстро поняла, что такое бессилие. И страх - если я его "трепану", просто возьму за шкирку и перетрясу, как нагадившего котенка, а это минимум, что сделать стоит, то придут "оттуда", «из органов (опеки)», да, придут, как в 38-ом году, и мне хана. Тогда ведь тоже об этом говорили, усыновлений, правда, было на порядки меньше, но и абсурда вокруг темы тоже меньше – чиновники еще не очень-то вмешивались. Поэтому взрослых предупреждали, хоть так, как сейчас, не пугали. Но было страшно все равно, потому что когда выродил свою детку сам, ты за него перед Богом отвечаешь, а когда она, детка, у тебя «с другой грядки» пересадилась, то отвечаешь ты за нее не только перед Богом. А еще перед людьми. И перед людьми, пока мы живы, - страшнее. А каково же в наши дни усыновителям и опекунам?
Сейчас есть государственные установки, сейчас есть «настоятельные рекомендации», сейчас детей «быстро-быстро-сама-сама-сама» надо по семьям разобрать, а потом у детей «права», а ты, взрослый, засунься, сиди и не имей никаких прав, и сверх того – не вздумай. Так взрослые люди с открытыми сердцами, умеющие и готовые любить, попадают в капканы ситуаций и общества. И набегают вещатели, любители вмешаться в чужую жизнь, не прожившие, но знающие все: "Собаку в питомник, хозяйку под суд".
«Детей бить нельзя».
Да никого нельзя, детей в том числе или с детей начиная. Только вот, запугивание бесправных взрослых ничуть не лучше, чем побивание детей, потому что очень часто взрослый приемный родитель так и чувствует себя: беззащитным ребенком перед людьми, которыми движет что угодно, в том числе, как это ни парадоксально, зависть или личные счеты.
Нельзя бить детей.
Нельзя детей науськивать и ими манипулировать для подтверждения своих амбиций.
Нельзя учить детей стукачеству и шантажу.
Нельзя запугивать взрослых.
Нельзя влиять на воспитательные процессы тех, кто взял ответственность на себя.
Нельзя вмешиваться в личную жизнь семей.
Я помню, как я боялась. Двадцать лет назад, когда усыновление еще не было популярно, я со своим выводком боялась докучных людей на улице и бесчинствующих детей дома. И надо было где-то перестать бояться. Чтобы не сдохнуть. Я выбрала дом, перестала бояться именно дома. А если перестала бояться, значит – взяла ответственность на себя. Кто заслужил, то подзатыльник получил. Кто-то получил по попе. Кто-то не раз. Но все мои дети росли в любви, во внимании, в заботе, полностью бывшие смыслом моей жизни. И выросли: любящие, дружные, образованные, милосердные и социальные. Мыслящие и миролюбивые. Все пятеро. У меня это отняло жизнь, и в этой жизни, как любой полной, было все.
Что могут творить любимые дети, которые не всегда были нашими детьми, знают те, кто «учился в этом институте», но никак не сторонние наблюдатели или чиновники. А чиновники наши это особая статья, тема для другого поста, потому что прямо перед глазами разворачиваются истории, как жил нормальный человек, повысили его в должности, дали какую-никакую власть, глядишь – и нет человека.
Времени нет расписывать все это подробно. Потом перечитаю и думаю: надо было еще про это сказать, еще это упомянуть. Но, может, и хорошо, что нет времени. А то начнешь говорить и не остановишься.