Слово cordonnier ( сапожник) заслуживает немного комментариев, потому что мы можем вообразить, что оно было построено на слове cordon (шнур): действительно, некоторые могут законно посчитать, что cordonnier " является производителем "шнуров". На самом деле, это то, что мы называем народной этимологией. Слово cordonnier (сапожник) фактически произошло из города Cordoue (Кордов), специализирующемся на работах по коже.
Но "сапожник" постепенно все более рассматривается как житель Кордовы, и в 12 веке это слово зафиксировано в значение «житель Кордовы». Таким образом cordouanier, который работал в городе Кордовы, был приравнен к ближайшему известному слову и стал "сапожником". Отметим попутно, что это была арабская цивилизация, во время которой в Кордове появилась и установилась эта специальность". И вот адрес статьи., откуда я это взяла, там еще есть интересное о сапожниках и связанных с ними смыслах.
Удивительно живучая поговорка «Сапожник без сапог» трактовалась во все времена по-разному. Одни говорили, что бедняге-сапожнику просто не хватало времени починить свои сапоги, другие утверждали, что он и сам не хотел их чинить, потому что для себя одного ему было неинтересно. Это поймут хозяйки, которые не любят готовить сами себе, только если есть, кого угощать своей стряпней. Третьи же считали, что сапожник не хотел, это так, но не хотел потому, что за собственные сапоги ему никто не заплатил бы денег. А какой смысл работать, если за работу не платят?
Я думаю, нет в этом никакого смысла. Труд должен быть оплачен непременно. Другое дело, что у людей существует не единый для всех эквивалент насыщающей платы. Поэтому одни работают непосредственно за деньги, и чем их больше, тем лучше. Другим же подавай нечто еще, порой невещественное. Иногда оно называется удовлетворением. Или вдохновением. Так, художники, композиторы, поэты творят ради творчества самого. И ради того экстаза, который они испытывают творя. А экстаз – это не обязательно судороги какие-нибудь. Это может быть просто неостановимость, процесс, когда «идет», «льется», «летит», когда нечто будто бы происходит само.
Еще другие считают высшей платой идею. Им вынь и положь, чтобы был высокий смысл. Причем, этот смысл совершенно необязательно высок и в глазах других. Но они сами должны задирать голову, чтобы в него вглядеться. А непохожи такие «мишени» бывают очень сильно. Например, кутюрье вдохновляется видением необычного фасона, садовод – новой привередливой рассадой, зоолог каким-нибудь многообещающим имбридингом… И те, и другие, и третьи могут забыть обо всем на свете перед лицом своей музы. И их, поднимающихся на цыпочки в попытках заглянуть ей в глаза, множество. Одни ученые чего стоят. Вся эта братия не видит и не слышит вокруг ничего, если она увлечена своей идеей. Порой представители Увлеченных могут и семьи свои по миру пустить. Так бывают далеко от них мирские проблемы.
И вот еще что интересно. Для ученых, для модельеров, для садоводов, кинологов , программистов и прочей, «смотрящей в точку» братии как будто само собой разумеется, что деньги все-таки нужны. Потому что музой музой, а за больной зуб платить надо, и как бы ты ни питался травой, но если заболеешь авитаминозом, то плохая страховка твою слабую кровь не покроет. То есть, окружающие готовы стимулировать таких людей к заработкам, и уж тем более не склонны удивляться, если способность к заработку у них сумела удачно со служением музам совместиться.
Конечно, не все ученые, не все кинологи, и не все огородники. Естественно, далеко не каждый из них фанат своего дела. Тех, кто фанатеет и ничего другого не видит- не слышит, их во все века было немного в сравнении с остальными, рассудительными людьми. И в любой профессии можно было найти людей, преданных делу, скажем, немного сверх «разумной меры». Хотя, кто его знает, что в этих вопросах разумно, а что нет. В любом случае, ко всем профессиям, включая нынешних сапожников, поговорка, с которой мы начали, уже больше не очень-то и относится, хотя все еще считается справедливой, если кто-то вдруг констатирует ее, наблюдая за кем-то другим. В прошлом веке она почти не имела отношения к большинству профессий... За вычетом двух из них.
Старая песня, это учителя и врачи. Только самое последнее время мнение нашего общества стало слегка поворачивать с проезжей дороги «сапожник без сапог», на которой считалось, что хороший врач обеспеченным быть не может, а хороший учитель – тем более. Это правда, врачи немного учителей опередили, с их обеспечением общество смиряется быстрее и проще, чем с сытой и благополучной судьбой учителей. Благополучный учитель довольно многим все еще словно кость в горле. Все еще витает в воздухе, все еще бередит умы что-то, вроде этого: «Хороший учитель богатым быть не может» . Или вот еще: «Хорошо живет? Значит, берет».
Самое грустное, что второе все еще почти оправдано, потому что часто учителям без "левых" услуг не прожить. Это касается учителей значительно больше, чем врачей, хотя врачей все еще касается тоже. Но там жизнь на кону, свой родная шкура, поэтому народ склонен помалкивать, ибо вдруг самому пригодится. А вот с учителями, с ними что церемониться. Выбрал служение детям , вот и служи. И нечего тебе на блага мира рот разевать.
Грубовато получается. Да, соглашусь. Зато правдиво. Кстати, тут, рядом с учителями, в тесноте да не в обиде обосновались и работающие в сфере сиротства энтузиасты. Ну, нет, вы только не подумайте, что я о торгашах, которых и в педагогике, и в медицине, увы-увы-увы. Я именно о служителях идеи. О тех, кому надлежит сидеть тихо, ибо место свято.
Помню, когда у нас появились наши дети, муж мой незадолго до этого окончил армейскую службу. Он получил 2 тысячи долларов за свои двадцать пять лет выслуги, я где-то рассказывала об этом. Вместо десяти или двадцати, потому что как раз накануне случилась реформа. И вот, на одну тысячу мы купили ту самую слезную домушку, с которой сейчас слетела крыша. А вторую я заначила. Потому что детей пятеро, и вдруг что. Мы продолжали жить и считать копейки. Друзья помогали, людей добрых много вокруг, так что, голодными и больными мы не оставались.
Помню, в ту пору вызвалась к нам ходить одна добрая христианка – заниматься с моим детенышем английским. Мы, конечно, подружились, и однажды я ей про заначенную тысячу рассказала, полагая, что ей не придет в голову, что у меня ну вообще, ну совсем ни копейки за душой нет. Тем более, что тысяча баксов, в общем, и тогда серьезную проблему бы не решила.
Помню, как, услышав мой рассказ, женщина расширила глаза и тихо, словно не веря себе самой, произнесла:
- Так ты не бессребреница?
читать продожение