Удивительное дело, но когда я была там, где тепло, связь со всеми своими я чувствовала ежеминутно. И чувствовала, и могла проверить. Чтобы всякий раз убедиться.
Но стоило мне вернуться, как это лиловое, и я рассказывала о нем, словно Мгла Стивена Кинга сделала недоступным весь мир для меня, как будто бы она меня тоже отрезала от мира и от собственного будущего стеклянной дверью огромного супермаркета.
Как-то очень ощутима была в тот день продажность состояний. Достигаемость через деньги. Потому что разве можно было сравнить меня успешную и довольную в прибрежных запахах водорослей с этой, свернутой, склеенной, уже обещанной чудовищу во искупление неведомых грехов в мире, где никто не умеет грешить.
Мрачные мысли посещали меня.
И только вчера, еще до того, как вышло солнце, еще во влажной серой разяженности я поняла, что смогу еще раз вынырнуть, хоть я уже и не там. Тут смогу вынырнуть, надо только срочно, немедленно изменить что-то, потому что, если этого не сделать, мне не помогут никакие связи.
А сегодня солнце. И я снова выходила на улицу, топталась неподалеку от дома. Разве распробуешь трагизм, если его всего-то кроха, но он истинный, как молотый мускатный орех.
Хорошо, я изменю. Скоро. Вернее так. Я узнаю об этом скоро. Через несколько дней. Вот только поставлю галочку в одной графе. Чтобы прошлое и настоящее соединились. И тогда я посмотрю на все это из сегодняшнего дня.
А пока так...
