Ресторан надо заказать заранее, мне подумалось, что лучше это сделать неподалеку от дома. Нашли местечко. А дальше список гостей. Это оказалось довольно трудной задачей.
Дети не в счет, тут все ясно. Лишь бы были здоровы они и малыши, конечно придут все, еще и увеселения для папы придумают. А вот те, кто постарше, мы, уже поросшие мхом и, тем более, наши родители, которые уже не старые, а даже древние, тут сложнее.
Вчера я столкнулась с собой маленькой. Это все реже происходит, поэтому удивительно. Болезненная реакция удивительна, именно о ней я думала, когда писала, что столкновения происходят редко. На самом деле к своему детству я постоянно обращаюсь в мыслях - там для меня целые россыпи примеров воспитания и взаимоотношений, влияния людей друг на друга, поле для анализа и раздумий. Будь я устроена иначе, сказала бы - для скорби. Но я не люблю скорбеть, непродуктивная это штука. Она останавливает время. Поэтому при сигнале этой эмоции я подбираюсь, чтобы быстрее и с толком ее пережить.
И вот, позвонила я отцу, чтобы пригласить его на праздник. И услышала нет. Мне объяснили то, что я , конечно же, знаю. И ходить трудно, и сидеть почти невозможно, и кушать ресторанную пищу папа мой уже не может. И, казалось бы, я должна была бы спокойно воспринять это. Но нет, кольнуло.
А ведь я, сталкиваясь с капканами, которые мне, что моложе своего родителя на тридцать пять лет, постоянно подбрасывает тело, нередко думаю о том, как же переживает каждый день он, пищеварительная система которого уже едва жива, а двигательный аппарат делает проблемным каждый шаг.
То есть, я все понимаю. Но как же сильны в нас эмоции детства. Стойкая реакция ребенка на многочисленные вещи, которые я предлагала своему отцу маленькой, как интересные, а он не хотел и не умел их разделить. Это отброшенность, эта ничейность, в которой я росла. Это страшное отстсутсвие принадлежности.
"Конечно, - говорили мы, - если бы это был какой-то праздник, посвященный ему, он бы пошел"... Так случалось прежде.
Есть такое дело. пошел бы. И это тоже понятно. Получить капельку признания, кроху подтверждения своей нужности. Для очень старого человека это может быть важнее многого, даже трудностей передвижения, даже боли.
"Точно, пошел бы, пешком. И смог бы, да!" - не хочет соглашаться мое внутренне, детское "я".
"Пошел бы, - отвечаю ему. А знаешь, почему? Потому что он был сам срублен в детстве. Репрессии, гибель отца, арест матери, голод и отторжение "детей врагов народа", потом война. Он не вырос до родительства, в этом плане он так и остался маленьким. Поэтому и не стала ты тем, что у него внутри в числе его собственных достоинств, которым подтверждения он ищет. Нужно это понять и принять - раз и навсегда".
"Не у всех так, даже если пережили детское горе", - бубнит мой внутренний ребенок, и я не склонна затыкать ему рот. Если возражает, значит, я еще не все из него вычистила, значит, запрятав в глубины себя давние обиды, он еще не пророс к полному оправданию и милосердию.
"А помнишь, как на его юбилее твой дядя, его братик, представлял самые важные вехи в его жизни, чуть ли чем был ознаменован каждый прожитый год твоего отца. И как твое рождение пропустил. как вообще не назвал факта, что у твоего папы есть дочь. А ты сидела и ждала, что вот сейчас глаза гостей обратятся на тебя и твоих деток..." - мой внутренний маленький неумолим, похоже, надумал перечислять обиды.
Ну, так ему жизни не хватит. "Правильно, - говорю ему, дядя мой своих детей вообще не имеет. Откуда ему знать, что ребенок - едва ли не самое важное, что с нами в жизни происходит"...
"Конечно, папочка, - говорю я, - я все понимаю", - и ухожу думать и гадать, испытаю ли я эту эмоцию когда-нибудь снова...
Непотопляемая наша внутренняя детка, как же она живуча. Я в самом деле не обижаюсь на тебя, папа, я понимаю. Вернее, я не понимаю, как ты справляешься, ты такой молодец. Это не я бубню сердито и перечисляю обиды, это он. Тот самый брошенный малыш, которым никто не интересовался в детстве. Это он все еще просит своего утешения...
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →