Как-то однажды я вернулась из зимнего лагеря - расстроенная, обескураженная. Девочки там во всю встречались с мальчиками, а на меня никто внимания не обращал. Ни в столовой, ни во время мероприятий, ни на танцах.
Помню,
мама начала допытываться у меня, что да как. Я рассказала ей, что однажды на танцах пригласила мальчика сама, когда объявили белый. И что мы протоптались молча, он ни одного слова мне не сказал.
- А ты ему? - подняла бровь мама. Она всегда приподнимала бровь, если задавала вопрос.
- Тоже молчала, - повесила свой уже тогда длинный нос я.
- А ты бы его подддела! - мамины глаза заискрились.
- Как?!
- Спросила бы как зовут, но не дала бы ответить. Перебила бы и сама бы стала угадывать. Например: Агафон? Нет, конечно нет, - сама бы себя перебила. - Я знаю, Никифор! Или Дормидонт?
Дормидонт меня скосил... Я смотрела на маму и мне казалось, никогда я такой не стану, никогда не сумею так "поддеть", никогда никто на меня внимания не обратит...
Когда она умерла, родственники забрали ее вещи из палаты. Помню, мы вышли на улицу, падал снег. Одна из тех, что были со мной, раскрыла сумку с мамиными вещами и увидела клубки белой шерсти. На клубках разводы зеленого, чем-то их испачкали. И что-то было в этой сумке еще.
Женщина посмотрела на все это и сказала: "Ничего с этим не сделаешь". Она подошла к мусорному баку и запустила сумку туда.
Я не могу представить маму, но эти белые с зеленым клубки до сих пор летят.
Это было зимой чуть менее сорока лет тому назад.
А сегодня ее День Рождения. Ей исполнилось бы восемьдесят пять лет.
Савельева Нэлли Павловна. Крещена Еленой. Мама