Немного странно следить за тем, как перекатываются мысли, словно вода в горной речке, с камня на камень, с образа на образ. Я однажды видела такую реку, в ней были разноцветные камни. Огромные.., они меняли скорость воды; небольшие, они отражали свет, и лучей становилось больше, а кто-то считал, что они ни на что не влияют; и еще крошечные, рассыпчатые, живущие многую жизнь, хранящие память о прошлых своих величинах и о том, как они диктовали течениям места их излучин. Я вижу себя сидящей на склоне такой реки, и вода ее наполнена жизни, как белки глаз младенца, а эти камни мне знакомы, с каждым из них когда-то мы пересеклись взглядом.
С этим было хорошо молчать, но если мы начинали говорить, краски не меняли своих оттенков.
С этим любые слова оборачивались спором, и когда спор крепчал, воды чистой реки избегали нас.
Вон тот был похож на меня, как две капли воды. В начале. Но время осыпалось вниз, и оказалось, что мы разных пород.
Этот камень выглядел теплым, и многие обманывались, примыкая к нему. Обманулась и я, но обман оставил радость, так некстати мне был бы в тот час другой, не холодный ответ.
А этот, что с краю, умел звучать непохоже. Я писала ему письма, потому что он не умел слушать.
Заметив в отдаленье красивый камень, я подняла руку, чтобы поприветствовать встречного. Но имя метнулось, как летучая мышь от света, и я опустила руку. Что толку махать руками, когда невозможно окликнуть?
Того я любила, того терпела, тому помогла умереть. Он просил избавить его от мучений: в том месте, где ему довелось быть, вода била жестоко, она-то и сделала его ущербным, а он однажды устал смиряться со своим отраженьем. Теперь по стеклянной колбе, истончаясь и снова набирая объем, именно он стремится вниз, и мы помним, что всему есть сроки.
Этот камень я без устали несла в руках и хранила его от солнца, чтобы донести до общего дома. Но однажды я присела в тени, и меня сморила усталость, а к камню подкралась гиена и сглотала его, приняв за пищу. Гиена неслась вперед и визжала от боли, не умея переварить камень. Я пристрелила воровку, и камень выпал, но теперь мы на разных берегах, и мне не дотянуться до него.
Вон тот научил меня главным словам, а этим, таким непохожим, я помогала родиться. Не только водам позволено шлифовать камни, бывают и исключенья.
Тот светлый мне служил оберегом.
Этот так неустойчив, что забыл, какого он цвета.
Тот, что кидает волнистые блики на рваные склоны, всегда хотел на них подняться.
А вот этот - причудливой формы - устал от того, что его, рассмотрев, каждый раз бросали обратно в воду.
Русло. На сколько исполненных жизней простирается оно, вьется, вытягивается, выгибается, мельчает, полнеет. В нем вся бесконечность камней, и это люди, среди которых я.
А тот, что же он?
Спроси у воды.
Спросил?
Теперь ступай.